Пауль Алътхаус утверждает, что, в соответствии с учением Лютера, Писания как таковые не являются Словом Бога. Понимание Библии как Слова Божьего полностью противоречит богословской мысли Лютера. По своему определению Слово Божье утверждается только лишь посредством субъективного «переживания сердца» при столкновении с христианским провозглашением:

При этом знание Библии как слова Божья обладает видом некоей действительной внутренней традиции.... Эта уверенность по поводу слова Божья дана, таким образом, уже не просто так, вместе с притязанием Библии на то, чтобы быть словом Божьим, но она от него явно отделена, она есть нечто новое, «субъективное», некий опыт сердца.

Альтхаус, так же как и Адольф Гарпак, считает, что Лютер использовал некоторые основные черты «раввинистическо- католической» доктрины боговдохновенности. Следовательно, в высказываниях Лютера очень легко обнаружить те места, когда он рассуждает о божественном характере Библии, как в формальном, так и в буквальном смысле. Однако, по мнению Альтхауса и Гарнака, такие тенденции не имеют никакого отношения к самому богословию Лютера, но представляют собой чуждую, неосознанную и устаревшую форму богословия, которое присутствует в рассуждениях Лютера. Иными словами, эти тенденции полностью противоречат основным намерениям Лютеровского богословия.

Будучи типичным представителем неопротестантской школы, Альтхаус полностью отвергает понятие боговдохновенности при рассмотрении Лютеровского понимания Писания. В данном случае существенной величиной является только лишь устное провозглашение:

Устное слово остается всегда сущностным образом Евангелия. Писание приходит из устной речи и существует ради нее. Оно выступило посредником, как необходимое, однако только неизбежное средство на службе устного возвещения.

Фридрих Байссер утверждает, что Лютер не считал библейский текст Божьим Словом, поскольку не нуждался в доктрине библейской боговдохновенности для своего динамичного понимания «живого» слова:

Когда Лютер делает ударение на положении «sola scriptura», то он при этом имеет в виду именно проповеданное слово, которое передает нам веру. Таким образом, внешнее слово для Лютера - это в первую очередь слово проповеди, нисколько не буква Писания. Внешняя сторона слова состоит не в его застылости как текста, но в открытости, в слышимости церковного возвещения. Когда Лютер ведет речь о «scriptura» или о «verbum», то он думает главным образом не о тексте.