В настоящее время на Западе вопрос о патриотической науке с точки зрения суждений о недостатках в постановке ее и о невозможности для нее при этих условиях достигнуть своей цели переведен на принципиальную почву, и представители новейшего направления в протестантской церковно-исторической науке отказывают патрологии в праве на существование потому, что будто ее идея — ложная, основания — бессодержательны. Она основывается на заимствованном из догматики понятии «отца Церкви» и этим понятием якобы так связана, что может быть не историей, а только каталогом, так как вместе с понятием «отца Церкви» она получает и готовый список тех произведений, которые она должна рассматривать и изучать. На могиле патрологии должна расцвести история древнехристианской литературы, которая осветит всю письменность древнего христианства с чисто литературно-исторической точки зрения; в этой истории нет места для оценки богословского и церковного значения писателей.

Если бы построяемая таким образом история древнехристианской литературы не ставила своей задачей непременно стать на место патрологии и расцветать на ее могиле, то обе науки — патрология и история древнехристианской литературы, не исключая одна другую, могли бы взаимно дополнять друг друга: как выяснится далее, патрология и история древнехристианской литературы исследуют в существенном один и тот же материал; поэтому в сообщении фактов, в определении того, чтб действительно восходит к древнейшим временам Церкви христианской, в твердой установке того, что тот или другой писатель действительно написал, открывается широкое-поле для общей и мирной работы, а освещение одного и того же материала с различных точек зрения исключало бы односторонность в изучении. Правда, к замене истории древнецерковной литературы историей древнехристианской литературы в XIX в. привели рационалистические положения; но из этого еще не следует, что история древней литературы по своему понятию непременно должна основываться на рационалистических предположениях или что она несоединима с положительными христианскими воззрениями; следовательно, со стороны патрологии вполне возможно мирное сожительство с историей древнехристианской литературы. Напротив, рационализм самым существом своим побуждается отрицать у истории древнецерковной литературы право на существование, потому что она самым наименованием своим указывает на лежащие в ее основе положительные христиански-церковные начала. И в действительности, отрицание самой идеи, из которой развивается патрологическая наука, прямо и ясно показывает, что в основе этого отношения лежат именно воззрения и предположения новейшего рационалистического протестантизма с его отрицательным отношением к самой идее Церкви и к историческому осуществлению ее на самых первых порах существования христианства. Кафолическая Церковь, по уверениям этой школы, образовалась только почти к концу II в. и явилась как конечный результат жаркой борьбы совершенно противоположных сил; само собой понятно, что она — чисто человеческое учреждение. Но раз отрицается идея Церкви, естественно не может быть и никакой церковной литературы, а есть только вообще христианская литература. Отсюда понятен и взгляд на «отцов Церкви»: они были носителями и представителями только личных воззрений, которые, в зависимости^ от изменчивых отношений и обстоятельств времени, также были изменчивы. Определенной веры, о которой они могли бы свидетельствовать, совершенно не было, так как церковная вера, которая, несмотря на внешнее развитие, постоянно была бы и оставалась существенно той же, по этому воззрению есть совершенно неисторическая фикция. Отсюда и выражения «церковная литература», «патриотическая литература» не могут быть ничем иным, как только именем без содержания. Различие между «церковным» и «нецерковным», «православным» и «еретическим» будто бы лишено всякого внутреннего оправдания, всякого фактического и исторического обоснования, так как то, чтб сегодня еще считалось церковным, завтра может быть запятнано Церковью в качестве еретического.